-->
no
Технологии Blogger.

Сообщить о нарушении

Поиск по этому блогу

Недавние Посты

5/recent posts

Случайные посты

3/random posts
no

Недавние Посты

5/recent posts

Последние коментарии:

5/recent comments

Последние коментарии:

5/recent comments

Страницы

4/Статьи/slider

Может ли миссия обойтись без войны?

Комментариев нет
Постсекулярный мир с недоумением открыл для себя неисчерпаемый арсенал религии. Мы увидели гибридные, религиозно-политические проекты, в которых хорошо интегрируются убеждения и ценности, власть и насилие. Ради чего последователи религий готовы убивать и умирать, воевать и покорять вере? Помимо прочих мотивов здесь присутствует мотив миссионерский. Именно он мобилизует религиозное сообщество к расширению пределов любой ценой, именно он сталкивает с соседями, оправдывая войну. Об этом миссионерском мотиве стоит думать больше, так как история отношений христианства с исламом во многом объясняется как история двух конкурирующих миссионерских движений.
Для христиан Европа видится домом, а весь внешний мир – миссионерским полем. Правда, последнее время и сама Европа становится объектом миссии. Речь идет о новой евангелизации Европы. Почему это понадобилось? Потому что христиане стали постхристианами, и рядом с ними живет все больше нехристиан. Возникает потребность в новой внутренней колонизации. Я буду говорить об этом критически – в русле подходов Дженкинса и Асада. Но нельзя отрицать и положительную работу, которую европейское христианство начинает в своем внутреннем пространстве, примиряя свою традицию с новыми религиозно-политическими реалиями. Стало быть вопрос не о самой колонизации и рекультивации, переосвоении пространства, а о том, какой характер эти процессы приобретут? Если идея Christendom станет доминирующей, то будет трудно обойтись без риторики в духе крестовых походов. Если евангелизация будет пониматься как рехристианизация, то здесь будет трудно обойтись без насилия. Если будущее европейского христианства представляется под знаком реконкисты, то агрессивная миссиология грозит перейти в горячую, военную фазу.
Естественной реакцией на «исламский терроризм» может быть христианский радикализм, выражаемый в том числе через более агрессивную миссию. Но поскольку христианство претендует на сверхъестественность, то радикализм в любых формах представляется реакцией неадекватной.
Напротив, христианские интеллектуалы, знающие на личном опыте разрушительный потенциал религиозного радикализма, задают неожиданный для обычных людей, но вполне «евангельский» вопрос о связи религии, власти и насилия. Так Мирослав Вольф, в своей статье «В свете парижских терактов: не пора ли избавиться от религии?», обличает политические амбиции религий и призывает к постоянной реформации, разделяющей религиозное и политическое: «Такие реформации не остановят потоки крови и слез, но зато освободят религии от соучастия в этой резне» [1].
Как освободить религию от участия в продолжающейся резне и при этом уважить ее право на распространение, если политическое и религиозное влияние до сих пор шли рука об руку? Последнее обстоятельство особенно важно учитывать применительно к истории христианства и ислама. Именно они известны своим агрессивным миссионерством, подчиняющим и оправдывающим любые политические проекты. То, что для других может быть политикой, для последовательных христиан и мусульман – форма миссии.
В отличие от Мирослава Вольфа, Филип Дженкинс представляет исключительно негативный сценарий: миссия станет мотивом новых, еще более жестоких войн, а все возможные реформации будут иметь направленность к радикализации. В своей книге «Грядущее христианство» [2] Дженкинс предрекает противостояние христианства и ислама в системе координат Севера и Юга. Религиозная активность окончательно сместится на юг, чему будут способствовать демографические процессы и миссионерские усилия. Именно там развернутся настоящие войны за души людей. Причем мусульмане Юга и христиане Севера будут едины в своих коммерческих интересах (нефть дороже веры), а христиане и мусульмане Юга будут заодно в противостоянии «секуляризму». Религиозные свободы, права человека, либеральные ценности станут пустыми словами. Вера станет яростной. Оружие – надежней аргументов. Религия будет вынуждена опираться на власть и насилие, чтобы не проиграть более агрессивным соперникам. Религиозная карта мира будет быстро меняться. Некогда христианская Европа станет миссионерским полем для апостолов глобального Юга. Миссионеры от ислама и христианства уже ведут ожесточенные бои в Азии и Африке, и вот-вот откроется европейский фронт. Как говорит осторожная Меркель, «Проблемы Европы не в том, что много ислама, а в том, что мало христианства». Так что даже политики видят решение своих европейских проблем в укреплении собственной идентичности и расширении христианского влияния, без которых рискуют утратить субъектность и превратиться в объект чужих влияний.
Возникает вопрос, возможно ли такое понимание миссии, которое исключает насилие, такие миссионерские подходы, которые не перерастут в миссионерские войны? Здесь нужно помыслить не только неагрессивную миссиологию, которая сочетала бы верность своей традиции и миссионерскую страсть с «либеральными» ценностями религиозной свободы и прав человека, но и политический образ Европы как «комплексного пространства».
О последнем хорошо говорит Талал Асад, соглашаясь, что мусульмане в Европе – религиозное меньшинство, которое не у себя дома: «Ключевое влияние на становление европейской культуры оказали Римская империя, христианство, Просвещение и индустриализация. В силу того, что эти исторические вехи не являются определяющими для мигрантов-мусульман, Европа для них не дом. Исламский антагонизм в отношении христианства становится критически важным для формирования европейской идентичности» [3]. При этом уточняет: "меньшинство" – не просто количественное понятие, оно возникло в результате особых трансформаций в рамках христианской цивилизации, в результате распада связей между церковью и государством в период ранней современности. Среди прав, на которые претендуют меньшинства, есть право на поддержание и увековечивание себя именно как группы. В этом смысле меньшинство не отличается от большинства, которое тоже является исторически сложившейся группой. Тот факт, что меньшинства численно меньше, – случаен».
Асад предлагает противоречивый тезис, деконструирующий стереотипное понимание Европы как гомогенно христианской: «исторические традиции, например традиции европейского Просвещения, необходимо ставить под вопрос, но одновременно необходимо уважать исторические традиции так называемых "меньшинств". Моя очевидная непоследовательность продиктована либеральным стремлением создать время и пространство для более слабых групп в рамках пространства, находящегося под контролем групп доминирующих».
Чтобы реализовать это «либеральное стремление» и обеспечить права религиозных меньшинств, придётся переосмыслить восприятие времени и пространства, увидеть их комплексными: «Идея комплексного пространства – плодотворный способ анализа пересекающихся границ и гетерогенных действий индивидов и групп, опирающихся на разные традиции. В отличие от современного, светского мира государств-наций, средневековый мир христианства и ислама признавал множественность накладывающихся друг на друга границ и идентичностей».
Так либеральное стремление Асада переходит в апологию Средневековья.
Признаюсь, мне это нравится: традиционализм, совместимый с либеральными ценностями.
Думается, это важно удержать и в миссиологии – нерасторжимую связь религиозных и общечеловеческих ценностей, религиозной свободы и прав человека; верность своей традиции и приверженность общему этосу.
И в заключение я хочу обратиться к тезису, недавно представленному в статье Оксаны Форостины [4]: каждая культура и религия имеет право на своего Вольтера (я бы добавил, что каждая нация имеет право на своего Ататюрка), ислам имеет право на своё Просвещение. Критически усвоенное наследие европейской истории, в нерасторжимой связи Средневековья-Возрождения-Реформации-Просвещения задаёт то самое гетерогенное видение времени и пространства, о котором говорит Асад, и которое корректирует понимание миссии, исключая исламистские конкисты и христианские реконкисты, халифаты и крестовые походы. Тогда становится возможным вопрос об общей миссии, в которую нужно вписать свою разность, и общем европейском доме, в котором будут рады всем.



1. Miroslav Volf. In light of the Paris attacks, is it time to eradicate religion? https://www.washingtonpost.com/news/acts-of-faith/wp/2015/11/16/in-light-of-the-paris-attacks-is-it-time-to-eradicate-religion/
2. Philip Jenkins The Next Christendom. The coming of Global Christianity. Oxford University Press. 2011
3. Asad T. Muslims as a “religious minority” in Europe // Asad T. Formations of the Secular: Christianity, Islam, Modernity. Stanford, CA: Stanford University Press, 2003
4. Оксана Форостина. Крик // Критика? - 2015. – 3-4 (209-210) http://krytyka.com/ua/articles/kryk
author profile image
Abdelghafour

Lorem Ipsum is simply dummy text of the printing and typesetting industry. Lorem Ipsum has been the industry's standard dummy text ever since the 1500s, when an unknown printer took a galley of type and scrambled it to make a type specimen book.

Комментариев нет

Отправить комментарий

no